Универ-СВ

Великая держава Милорада Павича

Сербский писатель Милорад Павич и его жена Ясмина Михайлович живут в Белграде. "Писатель я уже более двухсот лет", - говорит Павич в "Автобиографии", - "Моим книгам было бы лучше, если бы их написал какой-нибудь турок или немец. Я же был самым известным писателем самого ненавидимого народа - сербского народа". Павич - очень странный пример диссидента без власти, человека с родиной и без родины одновременно.

Ни страны, ни погоста не хочу выбирать:

Иосиф Бродский.

В городских кварталах, далеких от центральных улиц, незнакомца обычно спрашивают: "Ты в каком районе живешь?". Дальше может последовать что угодно, но чаще всего - драка. В литературе все намного цивилизованней, но принцип "свой-чужой" действует в любой сфере человеческой деятельности. Так Лев Толстой в статье о Шекспире фактически вопрошал мертвого драматурга: "Ты с какого района, мужик?" (просто выглядело это немного приличней).

Новая книга Павича "Роман как держава" очень не похож на стандартный сборник статей какого-нибудь литературоведа или искусствоведа или еще какого-нибудь -веда. Не походит она и на воспоминания писателя. Начинается книга с "Автобиографии", заканчивается - знаменитой статьей о кинобитах и идиоритмиках "Писать во имя Отца, во имя Сына или во имя духа братства?" - тоже своего рода автобиографией.

В центральных статьях книги, несущих основную смысловую и философскую нагрузку, Павич, анализируя сам себя, задается самым животрепещущим для него вопросом - сможет ли дальше существовать литература в том виде, в каком она возникла в постгуттенберговской Европе? И в этот вопрос вложено все, с чем пришел Павич в мировую изящную словесность. В истории под названием "нелинейное повествование" у него нет предшественников (может быть, кроме Борхеса и Кортасара, которые делали эпизодические попытки сделать прозу "улицей с двухсторонним движением").

Вотчина Павича, его держава, его настоящая родина - его романы, "удаляющиеся от автора во времени, пространстве и языке". И хмурым "товарищам" из другого района не о чем у него спросить, потому что их главный вопрос Павич поставил с ног на голову (как и всю литературу). В сербском языке понятие "литература" выражается весьма честным словом "книжевност". Павич предлагает заменить его "словесностью". Уже почти 500 лет роман должен двигаться от начала к концу (желательно, хорошему). Павич 20 лет пишет романы, в которых нет ни начала, ни конца, пьесы с несколькими вариантами развития сюжета и статьи, в которых утверждает, что кризиса романа не существует, зато есть "кризис чтения". О чем с таким можно говорить? Узнай о подобных вольностях Лев Толстой, отчихвостил бы этого Павича - почище, чем Шекспира.

Однако не одними рассуждениями о романе сыт Милорад Павич. В книгу также вошли статьи "Несколько любимых писателей" (Борхес, Александр Генис, Иво Андрич, Петер Корнель, Горан Петрович, Милош Црянский), "Три русско-сербские темы" и цикл работ "Особо опасные участки" (самый интересный из этих "участков" - о Лучано Паваротти).

Мы по понятным причинам остановимся на русско-сербских темах". В цикл включены три статьи: "Орфелин, один из писателей библиотеки Пушкина" (Захарий Стефанович Орфелин - автор монографии о Петре Великом, из которой Пушкин черпал сведения для "Полтавы" и "Бориса Годунова"), "Симеон Пишчевич, русский генерал и сербский писатель" (писатель эпохи барокко и екатерининский генерал) и "Сербские песни" А.С. Пушкина" (историко-литературоведческая работа о "Песнях западных славян"). И здесь Павич верен себе: о Пишчевиче он пишет: ":Пишчевич был человеком новых литературных вкусов, причем это касается не только его восприятия мира, но и круга чтения". Это для Павича важнее, чем любое генеральство.

Великая держава Милорада Павича на карте современной литературы занимает немного места. У нее нет вассалов и завоевательной политики. Въезд и выезд - свободен. А главная ценность - демократия, доходящая до того, что каждый читатель невольно является писателем в большей степени, чем сам писатель. Как знать - быть может, так и должен выглядеть будущий "золотой век" романа.

Как и Иосиф Бродский, Павич не захотел выбирать "страну и погост". Родиной Бродского стал язык, страной Милорада Павича - его книги.